Ведь впоследствии она стала моей женой. Не думай, Арид, что она вышла замуж за меня по профессиональным соображениям, желая через меня породниться с далекой эпохой и иметь возможность изучать ее через меня, то есть получить преимущество перед своими коллегами. Нет, между нами возникло чувство. И ради этого чувства она взяла на себя трудную роль посредника между мною и новой эпохой.
Посредником быть нелегко! Нелегко было перебросить мост через пропасть, через два столетия, отделявшие мою эпоху, а следовательно, и меня от нового времени. Но сначала нужно было сблизить нас, ее и меня. Нас сблизило чувство, Арид… Но ты, я вижу, устал. В следующий раз я расскажу тебе о том, как я тосковал по своей эпохе, по своим современникам и как мне удалось победить свою тоску.
Они часто разговаривали с Эроей оба, Туаф и Веяд, забывая о том, что это все же была не Эроя, а только длящийся во времени ее портрет, миг, заимствованный у прошлого и перенесенный сюда, в их жизнь.
— Здесь нет воды, — жаловался Туаф. — С помощью устаревших аппаратов мы можем приготовить ее только для утоления жажды. Я мечтаю о реке, о море, об озере, о дождях. Иногда я закрываю глаза и начинаю вспоминать, как шумят дожди в лесу, как большие капли падают в воду и образуются пузыри.
Неужели я никогда не услышу шума дождя, удара грома, не посижу на траве, глядя на небо и на верхушки деревьев? Сегодня ночью мне снилась лесная тропа. Я шел по ней, чувствуя под ногами живую, влажную, напоенную настоем трав почву. Потом я проснулся и вспомнил о том, что от лесной тропы до меня сотни миллионов километров. Как мне хотелось бы хоть один раз услышать птичий свист и шум водопада, поднять с травы упавший лист.
— И тебе тоже снятся такие же сны, Веяд? — спросила Эроя.
— Снятся. На то они и сны. Но я стараюсь их забыть.
— А что ты стараешься помнить, Веяд?
— Слова инженера Тея, слова мужества и надежды. Ты разве забыла, на днях я тебе читал его дневник. Туафу я тоже его читал.
— Да, это хорошие, мужественные слова, — сказал Туаф. — Но все же это только слова. А нам нужны не только слова, но и живая реальность. Годы идут… Мне хочется услышать, что скажет Эроя… Эроя! Вам хотелось бы поскорее вернуться на Дильнею?
— Мне? Но ведь я и создана для того, чтобы напоминать об отсутствующей. Я изображение, портрет, духовный портрет Эрой. Там, на Дильнее, я не нужна.
Кому нужна копия, когда есть оригинал?
— Вот и пойми вас. То вы отрицаете, что вы отражение, то утверждаете. У вас нет логики. Вы алогичное существо.
— Веяд говорил мне это не раз. Но я сама хочу выяснить, кто я.
— Разрешите, я вам помогу. Вы чудесное создание. Меня влечет к вам. Как странно, что ваш внутренний мир спрятан в этот комочек вещества. Комок!
Комочек! Но в этом комочке спрятана Вселенная. Ум, чувства, лукавство, юмор. Одного не хватает: опыта. И чуточку бы больше логики. Эрон-младший недоглядел…
— А кто такой Эрон-младший?
— Разве вы не знаете? Великий кибернетик и физиолог. Брат Эрой.
— Мой брат?
— Нет, брат Эрой.
— Но ведь я — то и есть Эроя. Если я не Эроя, так кто же я?
Туаф смущенно промолчал.
— Кто же я? Почему же вы не отвечаете? Я жду ответа.
— Мне непонятна сущность вашего вопроса. Ни один дильнеец не будет спрашивать у других, кто он. Если он сам не знает, кто он, так как же могут знать другие? Потому я и не могу ответить.
— Кто я? Мне это нужно знать. Нельзя жить, не зная ничего о себе. Кто я?
— Вы-мир, мир, спрятанный в комочке вещества… Говорите! Я готов вас слушать хоть весь день.
До сих пор они разговаривали с длящимся портретом, с информационной копией, но в этот день копия превратилась в оригинал.
— Слушайте, — сказала Эроя. И они забыли, что это говорит комок вещества.
— Слушайте! До каких пор вы будете ждать, ничего не делая для того, чтобы сократить ожидание и приблизить час возвращения на Дильнею?
— Сие от нас не зависит, — сказал Туаф.
— И ты тоже так думаешь, Веяд?
— К сожалению, я не могу думать иначе.
— Нет, это зависит от вас. Почему бы вам не отремонтировать аппарат, на котором вы добрались до Уэры, когда с космолетом случилась беда?
— Это очень трудно, — сказал Туаф. — А даже если мы его сделаем годным к полету… Далеко ли он унесет нас?
— Если есть хотя бы один шанс из ста встретиться с космическим кораблем в пути, то надо воспользоваться этим шансом!
— Но, кроме одного, — возразил Туаф, — есть еще девяносто девять других. И все они против нас.
— И ты тоже так думаешь, Веяд?
Веяд не ответил. Он с изумлением слушал. Голос Эрой стал другим, сильным, полным жизни, словно длящийся портрет был не только отражением отсутствующей.
Где те два столетия, которые подарила Ларвефу судьба? Он был дважды молод-той молодостью, которая осталась в другой, утраченной эпохе, и той, что началась здесь после возвращения на Дильнею, началась и продолжалась.
Не мечтал ли он отлучиться, еще на пятилетие в космос и выиграть еще сто семьдесят лет?
Арид не смел задать столь бестактный вопрос своему другу. Но он не догадывался, что у Ларвефа не хватило бы на это сил. Значит, снова потерять навсегда новых своих современников, друзей, любимую женщину и снова в новом, уже совершенно новом мире искать общения с другими поколениями и снова тосковать по навсегда утраченному.
Всем знакомы утраты и приобретения, но никто не знал таких утрат, как Ларвеф, оказавшийся впереди себя на сто семьдесят лет.