Обычно он мало интересовался этическими проблемами. Слишком уж он был занят собой.
— Успокойся, — сказал я, — тебе это не грозит. Ты останешься неповторимым.
— Ты вот гордишься своей наблюдательностью, — перебил меня Туаф, — а не заметил, что они расстроены.
— Кто?
— Все. Все без исключения, кроме этого автоматического болвана Нева. Я убежден, что, просыпаясь, они каждый раз задают себе один и тот же вопрос.
«Мы это или не мы?» спрашивают они себя. «А что, если мы остались там, а здесь наши повторения?» И действительно, как доказать, что это они? Разве можно верить на честное слово дерзким экспериментаторам с загадочной планеты? Я почти убежден, правда не имея возможности подтвердить свою гипотезу, что с нами пребывают дублеры, копии, а оригиналы остались там, в музеях негостеприимной планеты. И зачем они позволили проделать над собой этот сомнительный эксперимент? Я бы никогда не согласился.
— Но тебя бы не спросили, как, впрочем, и их. Их сначала усыпили, а потом сделали это.
— Это! Это! — передразнил меня Туаф.
— Ты даже не можешь придумать название.
И действительно, как это назвать? Как? Этому нет и не может быть названия.
Не удовлетворившись моими ответами, Туаф обратился с таким же вопросом к Ларвефу, по-видимому рассчитывая найти в нем единомышленника. Но тщетно!
Ларвеф сказал ему своим невозмутимым голосом покорителя пространства:
— Займите свою мысль чем-нибудь более разумным. Возможно, что экспериментаторы скрыли правду от математика Заба и с нами летят копии, чьи оригиналы остались ублажать посетителей музеев Планеты сюрпризов.
— Об этом я и говорю, — перебил Ларвефа Туаф.
— Но не очень гордитесь тем, что вы не копия, Туаф. Их копии, Туаф, мне больше нравятся, чем ваш оригинал. Они настоящие, творческие, мужественные борцы с пространством. А вы игрок, давным-давно проигравший самого себя обстоятельствам. Вы мелкая душа, Туаф!
Туаф замолчал. Не знаю, надолго ли. Я всегда прeдпoчитал молчавшего Туафа разговаривавшему. Надеюсь, он теперь понял, что мы пребывали не среди копий и дублеров, а среди настоящих борцов.
Разумные слова Ларвефа успокоили меня, но, как выяснилось затем, они не смогли успокоить Туафа. Какая муха его укусила? В нем пробудились древние инстинкты и глупые пережитки праистории. Он разбушевался.
— Извините меня за приверженность к истине. Вы копии, — говорил он спутникам.
— Разве вам это не известно? Ваши оригиналы бережно хранятся в музеях планеты, с которой вы сбежали. А я настоящий чистокровный дильнеец.
И я не знаю, как отнестись к вам, чтобы не уронить свое достоинство. Между нами не может быть ничего общего.
Туаф обнаглел. Мне, Ларвефу и комочку вещества, называвшему себя Эроей, было стыдно за него.
— Вы дублеры! Дублеры! — повторял он в непонятном неистовстве.
— Какие у вас доказательства, что вы это вы? Вы не вы! А я это я! Туаф. Моей копии нет ни в одном музее.
Пришлось обратиться к психиатру. Пришли оба: Хым и астроном Енапл.
Обнаглевший Туаф расхохотался.
— Вас перепутали. Понимаете вы это или нет? Вы доказательство того, что даже и через миллионы лет будут существовать ошибки и недоразумения. Я не желаю иметь с вами дела!
Енапл с помощью Хыма сделал ему инъекцию, влив в жилы разбушевавшегося Туафа изрядную дозу успокоительного.
Туаф уснул. Если бы он не уснул, Хымокесан принял бы дисциплинарные меры.
Но обошлось и без мер.
Все успокоилось на корабле. Безукоризненно работали многочисленные приборы и машины. Побеждая пространство и время, мы все дальше и дальше уходили от Планеты сюрпризов. И когда мы отошли от нее на то расстояние, которое ее жители сочли подходящим для общения, мы кое-что узнали об удивительной цивилизации от непредвиденного посредника. Он оказался среди нас, до поры до времени не обнаруживая своей причастности к чужим замыслам.
Кого же выбрала доверенным лицом строгая и загадочная цивилизация Планеты сюрпризов? Кому дала столь необычное и ответственное поручение?
Повару-фармацевту Неву, дильнееподобному роботу.
Преображение Нева произошло в тот момент, когда он нес напитки и яства в каюту командира Хымокесана. Хымокесану пришлось отложить свой ужин, и не ему одному.
У всех сразу пропал аппетит. Была отброшена в сторону посуда, и из раскрытых уст автомата как мелодия полилась речь, начинавшаяся далеко за пределами межзвездного корабля в неизвестности, пока недосягаемой для наших дильнейских чувств.
Не сразу поняли мы, что к нам обращается неизвестность, пытаясь переступить для этого через преграду привычного и обжитого.
Преображение Нева произошло почти с катастрофической внезапностью, без всякого предупреждения, вдруг.
По-видимому, далекие экспериментаторы вложили в Нева обширную и сложную программу, которая начала действовать в заранее выбранный и предусмотренный час. Автомата словно подменили. Красноречие, неслыханная эрудиция, чувство собственного достоинства… Нет, дело не только в этом.
Через посредство довольно примитивного робота на этот раз говорила с нами цивилизация загадочной планеты, щедро делясь с нами своими знаниями, своим опытом, своим видением мира.
— Мы знаем, кто вы, — так начал повар Нев, когда мы все собрались в конференц-зале, — а вы почти ничего не знали о нас. Сейчас узнаете.
Наступила напряженная нервная тишина. Все приготовились внимательно слушать. И только Туаф, невыдержанный, влюбленный в свою личность Туаф, счел возможным нелепой и пошлой репликой прервать голос самой неизвестности: