Скиталец Ларвеф. Повести - Страница 50


К оглавлению

50

— Мои вопросы поставили его в тупик.

— Еще бы. Ты спросил его о том, существуют ли у них дурманящие разум напитки.

— Я спрашивал о том, что меня интересует. Я не выступил представителем своей цивилизации, как все вы, хотя никто не уполномочивал вас.

— Довольно, Туаф. Ты мне надоел еще на Уэре.

Ответа я не слышал. От него меня избавил Ларвеф, только что подошедший ко мне.

Он был чем-то возбужден и, по-видимому, желал с кемнибудь поделиться своим настроением.

— Вы знаете, о чем я сейчас говорил с посредником?

— О чем?

— О планете Земля. Я рассказывал ему о своем пребывании там в восемнадцатом столетии по тамошнему летосчислению; упомянул и о встрече с кенигсбергским мыслителем Иммануилом Кантом. Его очень заинтересовала Земля. И знаешь, он позавидовал мне, что мне удалось там побывать. О Земле они кое-что знают. И меня крайне удивило одно необычайное обстоятельство.

Они знают не только о далеком прошлом Земли, об эволюции ее биосферы, но знают и о будущем. Если доверять его словам. Землю ждет великое будущее.

Об этом будущем он говорил с не меньшим знанием, с не менее точными подробностями, чем о прошлом. Он пытался мне объяснить физическую сущность того удивительного источника, из которого они черпают свою парадоксальную, не согласованную с логикой и с законами здравого смысла информацию. Он рассказывал о созданных ими приборах, управляющих направлением времени. Но мои скромные познания физики и математики не позволили мне проникнуть в ход его мысли, следить за игрой его ума. Но самое удивительное-это то, что он заполнил промежуток.

— Какой промежуток? — спросил я Ларвефа.

— С тех пор, как я посетил Землю, прошло почти двести лет. Он подробно рассказал мне о тех событиях, которые произошли на Земле за эти двести лет. Он назвал мне имена философов, ученых, писателей, которые появились после тех, кого я застал в живых.

— Но где доказательство, что это не вымысел?

— У меня имеется возможность проверить. Мы будем пролетать сравнительно недалеко от Земли. Мой летательный аппарат здесь, в одном из отсеков нашего корабля. Надеюсь, что Хымокесан не будет возражать и даст мне возможность осуществить мое давнее желание. У меня к вам просьба, Веяд.

Напишите историю вашего пребывания на Уэре, а заодно расскажите и о Дильнее.

— Но я же отсутствовал столько лет!

— В памяти информационных машин хранятся все сведения, полученные в пути через квантовую связь. Чего не удастся узнать, дополните воображением.

— Уж не хотите ли вы, чтобы я написал роман о вас и о ваших приключениях?

— Ну, что ж, было бы ложной скромностью, если бы я отказался.

Не знаю, почему я дал согласие. Я никогда не занимался писательским делом, требующим воображения и некоторых профессиональных навыков. Но я был одним из немногих, ничем не занятых на корабле, и бремя времени чувствовал сильнее других. Может быть, потому и взялся не за свое дело.

Помогала мне и Эроя, комочек вещества, наполненный энергией и мыслью. Она рассказывала мне о настоящей Эрое, оставшейся на Дильнее, рассказывала так подробно, словно пребывала одновременно и тут и там.

Повествование мое подвигалось постепенно, пока не достигло кульминационного пункта.

Наш межзвездный корабль летел недалеко от планет солнечной системы. Мы теперь видели Солнце, которое освещало жизнь Земли. Мне пришлось поспешить и чуточку скомкать конец рассказа. Ларвеф готовился к полету на Землю и хотел взять с собой книгу, которую я спешил закончить.

И вот этот момент наступил. Ларвеф простился со всеми так, как только он один умел прощаться, расставаясь не только с нами, но и с тем временем, в котором мы пребывали. Прощаясь с поваром Неком, он дольше, чем следовало, задержал на нем взгляд. Он смотрел на это механическое существо, словно видел за ег о спиной нечто невидимое нами, другую, неизмеримо более необыкновенную действительность, более значительную, чем та, которая нас окружала.

РАССКАЗЫВАЕТ ПАВЛУШИН

Весь день моросил дождь. Я пришел домой, снял промокшую одежду и лег в постель. Сон не шел ко мне. Я все думал и думал о том же. Невидимый певец пел в моем сознании:

На Звезду, на Звезду

Улетел наш скиталец Ларвеф.

А в далекой Дильнее, милой Дильнее…

Сердце сжималось от предчувствия необыкновенного, и незаметно тело мое провалилось в сон. В странном мире я вдруг очутился, в мире без деталей и очертаний. Были слышны звуки незнакомой мелодии. Эти звуки были прозрачны, как стекло, как биение льдинок. Потом мелодия смолкла. И я услышал незнакомый голос, тихий, словно он звучал не вне, а внутри меня:

— Здравствуй, Павлушин, — сказал голос.

— Как ты себя чувствуешь после той небольшой операции, которой ты подвергся?

Мне стало душно. Я проснулся от ужаса. Полежав минуты две или три, прислушиваясь к ночной тишине, я затем вскочил, зажег свет и подбежал к зеркалу. Стены комнаты раздвинулись. Все вещи словно развеществились и исчезли.

В овале зеркала я увидел вместо себя его. На меня смотрел Ларвеф, каким описывала его книга. Он смотрел на меня как из тумана, и за спиной его угадывался незнакомый мир, другая действительность, словно зеркало, купленное мною во Фрунзенском универмаге, стало окном в бесконечность.

— Кто ты? — крикнул я,

Он не ответил. Окно в бесконечность закрылось пеленой моросящего дождя.

Я проснулся весь в поту. На этот раз уже не во сне, а наяву. Окно распахнулось. И ветер с дождем влетел в комнату.

Я встал, быстро оделся и вышел, повинуясь безотчетному смутному желанию.

50